Самый загадочный блогер россии. Николай Цискаридзе: моя любимая еда – жареная картошка с белым хлебом Халил цискаридзе

метод Бухтоярова:
31.12.1973

7 -6\13997 6
9
7 -6\13--7 6
33-55; 25-77 ; 29-41

Неожиданно слабая энергетика и главное психика. Человеку повезло, что балетом заниматься начал, раскрутил центры.
Зато код бронебойный. Ну во-первых верхний канал открытый по роду, дар родовой и сейчас он в дубле с 30 лет до 45. Экстрасенсорные способности при условии, что интел. контур раскрутил человек. Мутации ДНК в пренатале. Вроде мама его работала в Обнинске в какой-то лаборатории. физиком-ядерщиком была и даже её первый муж погиб при неудачном эксперименте, хватанула атом, отсюда у ребёнка пошла мутация, но она оказалась не во вред, а дала преимущество в балете. Боли не чувствует, мышцы растягиваются хорошо и связки.
На манипуре блок, ни капли не эгоист человек, начальник для других, анахата ведущая. В первую очередь о других думает и для общего блага старается.
В 30 +-2 года бьёт двойной кармический удар, две 9-ки, которые реально мог бы и не пережить, травма колена и разрыв связки, потом инфекция - стафилокок, чуть ноги не лишился. Вроде талант развивал, но 9-ки ударили всё равно. Сложно было выжить именно психологически. пошёл дубль удара по психике и усилилось двойным кармическим ударом.
Высоковибрационная старая душа, отсюда прекрасно понимает предпосылки людских поступков и хороший интриган. Обычно такие люди в начальниках, что мы и видим. Вообще вся его карьера - это сплошное использование родового дара, поступить, продвинутся в профессии, попасть в Большой театр и быть там премьером 20 лет, без колдовства и экстрасенсорных способностей нереально.
Страстный человек, если уж чего-то захотел, то добивается, конфликтный на горле блок почти, отношения есть и хорошо, нет тоже хорошо, на свадхистане норма. У нас с ним похож код первая часть. Умеет открывать другим верхний канал, сейчас канал открыт оч интенсивно. Вроде мать его гадала, предсказывала будущее, ну надо тоже развивать психические способности. Хотя у него там постоянный тренинг по их развитию в балетной среде, интриги сплошные и конкуренция.
Формула души:

Венера в центре, привлекает внимание и Уран - это и есть верхний канал. Уран у него лучше планетами акцентирован. Только такое соединение таланта с колдунским даром и могло продвинуть его.
Орбита Венеры занята сильным Нептуном, ясновидящих любит, чувствительных очень женщин. врачей уважает и на орбите Венеры стоит лунный узел кармы. Ключевую роль в его жизни играют женщины, они его продвигают, от них многое зависит.
Социальная орбита хорошо заселена и главное Солнцем (отсюда и популярность, известность в социуме), Меркурий - средства информации, его замечают и о нём много говорят, но так же Лилит, сплетни слухи и скандалы. Самый популярный в итоге артист балета, имена остальных даже и неизвестны широкой публике, они танцуют, живут в своём замкнутом мирке и тихо уходят.

Юпитер в окружении на орбите Венеры - сильные мира сего его любят и окружают. Любят его скорее за экстрасенсорные способности, а не за танцы, как не странно.
Нельзя человеку прекращать крутить фуэте, сразу сдуется.
Циклы:
Сейчас на 8 цикле в 2017 году. Самый сложный год из циклов, разрушается всё к чему прикасается, потери, всё что начнёт тут же и разрушится.Переждать надо год и просидеть тихо. Зато в 2018 году начать новое дело (замутить новый балет, стать министром культуры, женится наконец и детей настрогать, хотя как там атом постарался не понять).

Юлия Высоцкая: Я с удивлением узнала, что вы настоящий тбилисский грузин. Я думала, вы московский грузин.

Николай Цискаридзе: Я просто из очень хорошей семьи, и родители дали мне правильный русский язык.

Ю.В.: Я жила в Тбилиси недолго, всего два года – с 85-го по 87-й.

Н.Ц.: Вы застали самое хорошее время!

Ю.В.: Да, это было прекрасно!

Н.Ц.: Тбилиси – это Рублевка той местности.

Ю.В.: Да. И там ощущаешь атмосферу невероятной культуры. Я никогда не забуду этих женщин в черных чулках и черных платьях даже летом. Этот стиль сумасшедший во всем, такая элегантность!

Н.Ц.: А в каком районе вы жили?

Ю.В.: В Алисубани, близ горы Махад. Мы жили на Махаде, а в школу нас возили в Тбилиси. А вы?

Н.Ц.: Я вырос в слишком культурной части города, мы жили в Сабуртало, моя мама работала в Ваке, в одной из самых главных школ. Этот район не просто Рублевка или Жуковка, это хлеще, чем Николина гора. Это Горки 1. В этой школе учились дети элиты – тех князей, которым удалось выжить в советское время. Мама тоже была из очень хорошего дома. И ее круг общения составляли или представители древних родов, или богатые евреи и армяне. Это были совсем другие люди – они говорили на многих языках. Никто не делал из этого культа, просто так жили. Многие так или иначе были связаны с богемой – кто-то актер, кто-то режиссер, кто-то народный артист, поэтому мама везде ходила и водила меня с собой. Но меня никто не ориентировал на искусство, меня водили просто для того, чтобы показать мир.

Ю.В.: То есть никто не думал, что все это закончится таким поворотом судьбы?

Н.Ц.: Да, никто на это не рассчитывал. Просто ходили в театр, потому что было принято ходить, это был стиль жизни. Мое воспоминание об этом периоде очень интересное. Я думаю, оно у вас тоже есть: я никогда не видел женщин, сидящих нога на ногу. И до того как я приехал в Москву, я никогда не видел мужчин не в костюмах и мужчин, не встающих, когда женщина поднимается из-за стола, я никогда не видел женщин, перебивающих мужчин. Там соблюдались правила хорошего тона.

Ю.В.: Это прекрасно! А сохранились ли какие-то кулинарные ассоциации с домом, с Тбилиси?

Н.Ц.: В нашем доме традиционную грузинскую еду ели только по праздникам – либо религиозным, либо советским. Моя няня была украинкой, поэтому дома была в основном только украинская кухня – драники, галушки, вареники. И быт тоже был украинским, потому что она сама все вязала, шила и так далее. Она пришла к нам, когда мне было 13 дней, а ей – 70 лет. Она была очень опытным человеком и успевала абсолютно все – стирать, убирать, готовить.

Ю.В.: И смотреть за ребенком!

Н.Ц.: Из детства я очень хорошо помню, как отмечали Новый год. Тбилиси же такой гостеприимный город – мы всем двором выносили друг другу яства, это было принято. Если вы одалживали кому-то кастрюлю, вам никогда не возвращали ее пустой. Такие были обычаи. Я родился 31 декабря, а дети, рожденные в канун Нового года и Рождества, считаются божьими, тем более я поздний ребенок. И у грузин есть такая традиция – им важно, кто первым переступает порог дома после курантов. Меня обычно нагружали большим подносом с мелочью и конфетами, я должен был ходить по соседям, переступать их порог, бросать деньги и конфеты, чтобы у них была удача, деньги и чтобы год вышел сладким. И в каждом доме меня угощали чем-то особенным, традиционной грузинской едой. По тем временам самыми любимыми, конечно, были торты с заварным кремом.

Ю.В.: Действительно, торты лучше нигде не готовят!

Н.Ц.: Да, на Кавказе пекут замечательно! Наверное, это зависит от молока и воды.

Ю.В.: А какие там бисквиты! Однажды я попала в грузинский дом, где хозяйка все делала у меня на глазах в небольшой алюминиевой кастрюльке, но у нее получился такой нежный и мягкий бисквит, выпечки вкуснее я никогда не ела.

Н.Ц.: Да. Кстати, о заварном креме. У нас не пекли эклеры, а делали маленькие пирожные – шу. Они готовились по тому же принципу, что и эклеры, и крем внутри – это нечто невероятное!

Ю.В.: Еще в Тбилиси их называли «пати шу».

Н.Ц.: Точно! То есть из детства из грузинской еды я хорошо помню сладкое. Одна соседка готовила слоеный торт с заварным кремом и свежей клубникой внутри. Это что-то сказочное, я по нему скучаю иногда.

Ю.В.: Я думаю, вам не хватает в Москве еще и солнца.

Н.Ц.: Нет, я не был в этом плане жителем Тбилиси, и ради солнца мне не хотелось там оставаться. Мне Москва всегда нравилась больше. Это удивительно! Наверное, потому что мама всю беременность жила в Москве, но рожать решила в Тбилиси. Но она не любила Москву, ее отсюда эвакуировали в 43-м году. Когда закончилась война, она была уже соображающей девочкой и решила, что не хочет в Москву. Она любила Грузию больше. Даже в то время ей была противна чрезмерная скорость столичной жизни. Ей нравилась спокойная, размеренная, вальяжная грузинская жизнь.

Ю.В.: У вас противоположные чувства?

Н.Ц.: Да, абсолютно. Обычно мы приезжали в Москву исключительно на каникулы. И каждый раз, собираясь домой, я спрашивал у мамы: «Зачем мы туда едем? Здесь же театров больше, музеев больше, а там что мы будем делать?»

Ю.В.: А есть любовь к грузинской еде? Или она прошла, когда вы переехали в Москву? Про себя я не могу сказать, что я люблю что-то одно, я всеядна. Но при этом могу позволить себе есть все, а вам приходится себя ограничивать.

Н.Ц.: Летом мама всегда устраивала поездки по родственникам, которые жили в деревне. Мамина бабушка, например, была из древнего грузинского рода. Деревня, в которой родился Владимир Маяковский, и этот лес, в котором его папа работал лесничим, были приданым маминой бабушки. Когда мы к ним приезжали, их дом уже стал одним из самых бедных и обветшалых. Но там было очень интересно в плане кухни. Мамина бабушка отличалась тягой к врачеванию. У нее был огромный сад с розарием и разными травами. И рядом – целая аллея инжира разных сортов. И плоды были вкусны безумно! К 80-м годам XX столетия деревья стали гигантскими, и съесть урожай было невозможно. Еще я помню изготовление хачапури. Это потрясающая вещь! Деревня та на границе Имеретии с Гурией. Хозяйки брали две глиняные плошки, смазывали их определенным домашним маслом и закрывали ими хачапури, и эта конструкция убиралась в огонь, в печку. Меня завораживали руки маминых теток, которые лепили хачапури, – они все делали так быстро и легко! В переводе хачапури – хлеб с творогом. То есть на самом деле это творожное блюдо, но творог здесь – это свежий сыр, молодой. И вкус от этой глины, от этого огня, этого сыра – никогда и нигде в своей жизни я не ел ничего вкуснее.

Ю.В.: Как вы вкусно рассказываете!

Н.Ц.: Еще помню интересную грузинскую традицию: нельзя есть животное, рыбу или птицу, убитых женской рукой. Был смешной случай. Дома не было больше никого мужского пола, а надо было забить несколько кур. Женщины знали, что им это делать нельзя и надо дать топор ребенку и его рукой это сделать. Меня уговаривали забить одну индюшку и несколько кур, убеждая, что без головы птица побежит. И меня на это купили. И когда первая побежала, меня это так восхитило, что я с удовольствием сделал все остальное и даже попросил: «Давайте еще!» Это понятно: мне было всего лет пять.

Ю.В.: Какие хитрые женщины! А что готовила мама?

Н.Ц.: Моя мама не умела готовить вообще. Для нее даже пожарить картошку являлось чем-то сверхъестественным. Она была другого сословия, у нас в доме всегда был кто-то, кто готовил. Но грузинские блюда – сациви, лобио, чахохбили – она всегда делала сама. А как именно, объяснить не могла. Но получалось очень вкусно. Она не могла сварить борщ или макароны, но грузинскую еду готовила прекрасно. Работала природа.

Ю.В.: А как вы себя чувствовали в Москве? Мне кажется, человек, который привык к той еде, к тем помидорам, зелени, сыру, здесь первое время чувствует себя плохо.

Н.Ц.: Я тоскую только по воде. Когда был в Тбилиси, я поехал в гости. Мне предлагали разнообразные соки, а я им сказал: «Вы что, с ума сошли! Воду из-под крана, и срочно!» Я пил только воду из-под крана. Она там удивительная.

Ю.В.: Там очень хорошая вода, это правда. Скажите, а вы какую-нибудь диету соблюдаете?

Н.Ц.: Конечно! Летом я попробовал метод Пьера Дюкана и понял, что это самое эффективное средство. Еще мне помогает раздельное питание. До 30 лет я не знал, что такое диета. Потом в организме человека начинаются какие-то процессы – хочешь не хочешь, но ты полнеешь.

Ю.В.: Раздельное питание – это так скучно, но что делать, если надо.

Н.Ц.: Я знаю одно: в тот момент, когда прекратятся танцы, никто меня не убедит худеть. Ничто меня не заставит, даже любовь!

Ю.В.: И правильно! А вы сами готовите?

Н.Ц.: Нет, но я умею. В детстве няня учила меня всему: и готовить, и шить, и гладить, и стирать, и строгать, и красить, и пользоваться дрелью. Так полагалось. Главная героиня фильма «Римские каникулы» говорила: «Меня научили всему, просто мне не приходится это применять». Я готовить к тому же и не люблю. Все-таки готовка – это священнодействие, и если человек не обладает какой-то экстрасенсорикой в этом плане, то даже простые макароны не получатся.

Ю.В.: А в течение дня есть какие-то предпочтения? Например, утренняя чашечка кофе?

Н.Ц.: Нет, но есть одно главное по жизни: я мясоед. А еще с какого-то момента, тоже, кстати, с 30 лет, я полюбил крепкие напитки. Раньше я не переваривал алкоголь, а пиво не пил лет до двадцати пяти. Я вообще считал, что на пиво накручивают волосы, помните такое?

Ю.В.: Конечно! (Смеется.)

Н.Ц.: У меня запах пива ассоциировался с прической. И я не представлял, как можно пить водку, это же отрава. И вдруг как-то зимой, когда было очень холодно, я ехал и думал: «Как хочется водки!» Так я и начал спокойно пить и виски, и водку. Правда, летом, конечно, не могу. У грузин еще важно то, что мальчиков за стол сажают с раннего детства и дают молодое вино. Такая традиция была и у нас в доме. Днем, после первого блюда, мне всегда давали маленький бокал красного вина. Преследовалось несколько целей: полезно для крови и чтобы ребенок хорошо спал после обеда. А третья цель – лишить детей запретного плода. Нет тяги попробовать это где-то в подъезде.

Ю.В.: Отличная традиция! А есть ли у вас все-таки запретный плод? Что вы будете есть, когда вам не надо будет худеть?

Н.Ц.: Моя самая любимая еда – это жареная картошка с белым хлебом. В 90-е годы, когда в Москве ничего не было, мама где-то доставала вырезку и делала из нее котлетки, я это отодвигал и говорил, что хочу картошку жареную. А мне было 16–17 лет, организму требовалось мясо. И мама говорила: «Никочка, понимаешь, картошка – это крахмал. А от крахмала только воротнички стоят».

Ю.В.: Гениально!

Н.Ц.: Вспомнил, что в начальной школе был такой предмет – природоведение. И как-то нам рассказывали про цингу. На картинке был изображен ребенок без зубов и весь в прыщах. Нам сказали, что такое бывает у детей на Cевере, потому что им не хватает зелени. С тех пор я зелень просто обожаю!

Ю.В.: Здорово! А как сейчас себя ограничиваете?

Н.Ц.: Просто не ем вечерами. Как говорила Майя Михайловна Плисецкая, чтобы похудеть, надо просто не жрать. Летом стараюсь не есть уже после четырех дня, потому что пухну от воды и фруктов. К слову, я весь летний отпуск провожу на юге Франции, чтобы уберечь себя от московских соблазнов.

Ю.В.: Ничего себе! А вы круассаны не любите?

Н.Ц.: Нет.

Ю.В.: Какой вы счастливый человек! Вам повезло.

Н.Ц.: Зато я не могу пройти мимо мильфея или тирамису!

Ю.В.: А просто хлеб с маслом? Французский хлеб с французским маслом – это же нечто невероятное! Вот где соблазны!

Н.Ц.: Да, и это вкусно везде, в любой забегаловке. Я могу это есть тоннами. Приходишь в самую простую забегаловку съесть тартар, а перед тобой ставят эту корзинку с хлебом – и все, ты потерян.

Ю.В.: Обожаю гурманские разговоры! Знаете, как французы или итальянцы делают? Они садятся за стол и говорят, что они сейчас будут есть, во время еды рассказывают, что они еще ели на схожую тему, а в конце планируют, куда пойдут есть в следующий раз.

Н.Ц.: Так как моя бабушка по папе – француженка, мне очень близка французская кухня.

Ю.В.: Кстати, про путешествия. Где вам больше всего нравится есть?

Н.Ц.: Из-за гастролей я объездил очень много мест и везде стараюсь есть местную еду.

Ю.В.: И какие места покорили вас навсегда?

Н.Ц.: Первая моя страна – Япония. Я туда попал, когда мне было 16 лет, в 90-м году. Конечно, в Москве уже был в то время японский ресторан, но не для нас, не для простых людей. И в Японии я впервые попробовал сашими, сукияки, шабу-шабу. Благодаря моей профессии меня водили к самым главным сушистам, в самые серьезные рестораны, к тем поварам, которые готовят для императорской семьи. Мало того, мне позволяли с ними делать суши. У меня особенная любовь к этой кухне.

Ю.В.: А в Европе есть любимое место?

Н.Ц.: Так как я люблю мясо, мне близка немецкая простая еда – колбаски, сосиски. И все это с местной квашеной капустой. Но для меня главная кухня – украинская.

Ю.В.: Благодаря няне, конечно.

Н.Ц.: Киев – это один из самых моих любимых городов. Все, что связано с простой украинской кухней, мною любимо. Кровяная колбаса – чудесно, а суп из боровиков, который подается в хлебе! Белорусская и литовская кухни – это почти то же самое, поэтому я и их люблю.

Ю.В.: Да уж, можно ум отъесть, как говорится.

Н.Ц.: В поездках я бывал во многих мишленовских ресторанах. Не могу сказать, что меня это потрясло, кроме одного места. В Париже, на площади Мадлен есть ресторан небольшой, куда надо записываться. Там я ел один из самых вкусных французских изысков – что-то невероятно нежное с лисичками.

Ю.В.: А как вы отдыхаете?

Н.Ц.: Самое прекрасное – я думаю, это актуально для всех людей, которые много работают, – иметь возможность пойти туда, куда тебе в эту секунду хочется, а не жить по графику.

Ю.В.: Такое, наверное, редко-редко бывает?

Н.Ц.: Да.

Ю.В.: И слава богу!

Н.Ц.: С одной стороны, востребованность – вещь необходимая, а с другой – когда оглядываешься, все время думаешь: а что такое жизнь?

Ю.В.: Антон Павлович Чехов как-то написал жене: «Ты меня спрашиваешь, что такое жизнь, а я у тебя спрашиваю, что такое морковка. Морковка – это морковка, а жизнь – это жизнь».

Н.Ц.: Как просто и как точно!

Врачи оптимистично смотрят на перспективы лечения художественного руководителя балетной труппы Большого театра Сергея Филина, которому поздним вечером 17 января неизвестный в маске . По словам врачей, положительная динамика сохраняется. О возможных причинах трагедии все эти дни , громкие заявления делают, прежде всего, в самом Большом театре.

24 января в утренней программе Владимира Соловьева " " на радио " " ситуацию вокруг избиения худрука Большого театра Сергея Филина прокомментировал знаменитый танцовщик и хореограф Николай Цискаридзе. По его словам, администрация театра пытается "пиариться" на трагедии, произошедшей с артистом.

Соловьёв : Мы дозвонились до замечательного танцовщика, народного артиста Николая Цискаридзе. Коля, добрый день!

Цискаридзе : Добрый день!

Соловьёв : Коль, мы обсуждаем очень такую болезненную тему — то, что случилось в Большом театре. И, как это часто бывает в России, так как вы очень активно выступали как критик происходившего в Большом театре (и вполне обоснованно), сейчас пытаются вас приплести к этому скандалу.

Цискаридзе : Ну, первое, что я хочу сказать, Володя, что это не в Большом театре произошло. Это произошла трагедия.

Соловьёв : Абсолютно верно.

Цискаридзе : В последнее время, к сожалению, было много трагических случаев с очень знаменитыми и дорогими зрителям людьми. Я очень не люблю, когда на трагедиях начинают люди пиариться, начиная от родственников, заканчивая лжедрузьями и так далее, и так далее. И кроме ужаса это событие не может ничего вызвать.

Соловьёв : Согласен.

Цискаридзе : Но когда пресс-секретарь театра и генеральный директор эту трагедию, этот чудовищный, вандальный случай начинают использовать в своих целях, обвинять людей, работающих в театре, переводить как-то акценты, для того чтобы использовать это в своих целях, — это чудовищно. Знаете, такого количества звонков от западных СМИ у нас не было с 2003 года, когда позорнейшим образом издевались над Волочковой.

Соловьёв : Хорошо помню эту историю.

Цискаридзе : Да. Звонят разные журналисты и говорят: что это у вас происходит, что за безобразие? Понимаете, то, как сейчас пострадала репутация главного театра страны, лица нашей страны - Большого театра, такого не было очень давно. И всё это спровоцировано только одним - тем, что пресс-секретарь уже в 9 часов утра по телевизору вместе генеральным директором начали заявлять: мы знаем, мы знаем, мы знаем. Но если вы знаете, тогда сообщите!

Соловьёв : Конечно.

Цискаридзе : Что это за безобразие?! Почему люди, которые всё время кричат о корпоративной этике, вдруг начинают первым делом оскорблять людей, которые и являются театром? Может быть вы мне объясните, может быть вы лучше меня знаете: что обозначает слово "театр"?

Соловьёв : Ну, Николай, как я, простой радиоведущий, могу сказать человеку, который всю свою жизнь посвятил театру, что знаю лучше и больше?

Цискаридзе : Насколько я понимаю, театр - это, прежде всего здание, где происходит представление, и труппа, которая эти представления представляет.

Соловьёв : Я бы сказал с точностью до наоборот, что в первую очередь это, конечно, люди, которые свою жизнь положили служению Мельпомены.

Цискаридзе : Да, но почему всё время "мы - Большой театр" произносят люди, которые являются обслуживающим персоналом этого театра?

Соловьёв : То есть администрацией.

Цискаридзе : Да. Почему?! Почему все эти безобразия? Я вот смотрю, никто уже не занимается здоровьем Сергея, они только каждый раз заявляют и строят свои догадки, как будто они являются следователями или обвинителями.

Соловьёв : Справедливо. Николай, а вы могли бы описать Сергея? Потому что ведь, как это часто бывает, интерес к человеку возникает только на фоне трагедии. Вот Сергей, что о нём можно сказать? Что это за человек?

Цискаридзе :Это блистательный танцовщик Большого театра, который на протяжении 20 сезонов был премьером этого театра, моим коллегой, с которым я танцевал одни и те же партии, один и тот же репертуар, потому что мы являемся представителями одного амплуа. Принцы, графы, всевозможные эльфы и так далее - вот это были мы. А так как он чуть-чуть старше меня, то он уже прекратил свою творческую деятельность. Он, по-моему, на четыре года или на пять выпустился раньше, чем я. Я еще танцую, потому что я помладше. Вот и всё. Потом он стал нашим руководителем. Понимаете, в любом творческом коллективе есть всегда...

Соловьёв : ...Разночтения, трения. Это естественно.

Цискаридзе : Это было всегда, будет и есть. И потому выносить сегодня сор, давать оценки - это абсолютно неверно. Тем более что с человеком произошло то, что не пожелаешь вообще никому!

Соловьёв : У Сергея ведь семья, да?

Цискаридзе : Да. У него трое детей. Сын от первого брака, и двое сыновей от второго.

Соловьёв : Вот уж кому точно сейчас нужна помощь, так это семье Сергея, как и ему самому, конечно.

Цискаридзе : Насколько знаю, что материально помог наш попечительский совет. Там выделили деньги и на лечение. Это страшнейшая трагедия. Пока даже навещать человека в принципе, как я понимаю, нельзя, потому что ожоговое отделение - оно еще более закрытое, нежели инфекционное.

Соловьёв : Строгое. Конечно.

Цискаридзе : Почему такая вакханалия раздута вокруг этого? Не понятно.

Соловьёв : Николай, можно дать очень бестактный вопрос?

Цискаридзе : Да, конечно.

Соловьёв : Насколько часто в мире Большого, в мире театра, в мире балета присутствует жестокость? Насколько случившееся с Сергеем является (может быть) и экстремальным, но, тем не менее, не удивительным проявлением внутренней борьбы? Или вы считаете, что всё-таки, скорее всего, это внешнее?

Цискаридзе : Нет, это не может вообще никак касаться профессиональной деятельности. Я думаю, что, как вы сказали, вы — обыкновенный зритель, но вы очень много читаете и не выглядите простым человеком. Вы должны знать историю театра. Вспомните хотя бы Адриенну Лекуврер, знаменитый персонаж, знаменитая артистка, которую отравили. Понимаете, дело в том, что в театре, во всех театрах (так же, как и на любых производствах, где есть конкуренция) существуют какие-то... проявления. Но то, что произошло, - не болезненное проявление.

Соловьёв : Это криминальное.

Цискаридзе : Это страшнейшее преступление, которое должно, на самом деле, караться очень жестоко.

Конечно, накаленность атмосферы в Большом разрядится не за один день. Идет следствие, результаты которого либо будут, либо не будут обнародованы; вернется Филин, который на работу будет ходить с телохранителями. Но какие-то шаги к «успокоению» предпринимать уже надо.

Спецпредставитель Президента РФ по международному культурному сотрудничеству Михаил Швыдкой выход видит один - вкалывать!

Михаил Ефимович, вы, конечно, видите этот непрекращающийся обмен колкостями между Цискаридзе и Иксановым - ну доколе?

Такого рода ситуации могут разрешаться только в работе. О чем сейчас должна идет речь? О сохранении творческой атмосферы в Большом. Потому что все, что произошло, - не результат банальных «внутритеатральных разборок». А у кого-то есть прямое желание дестабилизировать работу БТ. И на этом фоне Филин, как ни странно, был ключевой фигурой.

Что я имею в виду? Ну не с Синайским же (главный дирижер) отношения выяснять. Ни с Маквалой Касрашвили (управляющая оперной труппой). Нет. Удар был нанесен по самому яркому персонажу из руководства БТ, самому публичному… это плохо репутационно и для Большого, и для страны: потому что повеяло чем-то декадансно-позапрошловековым; в этом во всем есть какая-то демонстративная театральность, дурная провинциальность.

- Но, слава богу, Филин пошел на поправку…

Факт того, что он поправляется, утихомирил многие страсти. Надеюсь, Сергей внешне останется прежним красавцем, но и без этого ясно, что к работе он вернется. Теперь что касается конфликта Цискаридзе - Большой. Подчеркиваю: это не конфликт Цискаридзе - Филин, Цискаридзе - Иксанов. Я к Николаю Максимовичу как танцовщику отношусь с огромным пиететом. Понимаю, что творческий век короток, и танцовщик такого масштаба и успешности, как Цискаридзе, не может не задумываться о своем будущем. Как задумывался Владимир Викторович Васильев, который получил то, чего Николай Максимович добивается.

- По-моему, какие-то «альтернативные» предложения Николаю были, или, по крайней мере, на них намекалось…

Я исхожу из простого. Чтобы стать худруком в Большом театре, надо пройти какую-то огранку, набраться опыта. У меня (в бытность министром) была идея, чтобы Николай Максимович стал худруком Академии хореографии; у Александра Авдеева была идея, чтобы Цискаридзе возглавил балет Новосибирского театра. Поехал же в конце концов Курентзис руководить оркестром сначала в Новосибирск, потом в Пермь…

Прежде чем Васильев пришел руководителем в Большой, у него за плечами были самостоятельные постановки (к тому же не хочу сравнивать, но если Николай Цискаридзе - выдающийся танцовщик, то Васильев был настоящим танцевальным гением!). И Филина-то пригласили после того, как он, например, поработал в Театре Станиславского и Немировича-Данченко. Не говорю сейчас, кто кого любит, но вот назначь Цискаридзе худруком балета - не думаю, что для артистов это станет большой радостью. Так что, уверен, подобное назначение не было бы правильным.

- Тем более в атмосфере перманентного скандала…

А просто должна существовать нормальная корпоративная этика. Но Николай Максимович поносит театр на протяжении уж скольких лет: началось это задолго до открытия Основной сцены. Цискаридзе постоянно говорил, что в БТ все плохо, и только он знает, как хорошо. И, надо отдать должное руководству Большого, - оно оставалось к этому толерантно (хотел бы это особо подчеркнуть). Не уверен, что в Метрополитен или в Гранд-Опера это терпели бы так долго, как это до сих пор терпят в Большом. Что создало, с моей точки зрения, атмосферу безнаказанности.

- Николай ссылается на закон: дескать, нельзя его уволить.

Уволить можно кого угодно. Я знаю это и как бывший директор ВГТРК (когда приходилось увольнять, увы, много народу), и как министр культуры. Если б я был директором Большого, то сделал бы это давно вообще-то: у меня такого нервного запаса, как у Иксанова, не было бы. Но сейчас идет следствие по делу покушения на Филина, и увольнять Цискаридзе в процессе расследования юридически и этически некорректно. Хотя сам Николай Максимович о корректности давно забыл по отношению к коллективу, в котором работает. Но в принципе мысль, что его нельзя уволить, очень сомнительная.

- Но говорят же о влиятельных людях, которые за ним стоят…

Я так скажу. Понятно, кто за ним стоит, кто его поддерживает. Да, это влиятельные люди. Но влиятельных людей такого уровня наберется в России десятка полтора-два. И если только двое из этих двух десятков его поддерживают - этого, видимо, недостаточно. Причем поддерживают, с моей точки зрения, из личных соображений. Николай Максимович прелестен в дружбе, наверное…

- Фамилий мы не называем?

Необязательно. Но это точно не Владимир Владимирович Путин и не Дмитрий Анатольевич Медведев. А остальные все - менее влиятельные люди. Уж извините. Но вернемся к Большому: самое важное сегодня - собраться всем творческим силам вокруг профессионального и грамотного руководства и выпустить ряд премьер, в том числе балетных. Это единственное спасение для БТ, для его репутации.

- То есть смещать Иксанова сейчас не имеет смысла?

Считаю Иксанова одним из самых опытных театральных управленцев России. Если не самым опытным (не умаляя достоинств ни Урина, ни Гергиева, с совершенно иной манерой руководства, ибо Гергиев не только выдающийся дирижер, но и уникальный менеджер своего таланта). Иксанов, демонстрируя отсутствие творческих амбиций, за 7–8 лет вернул БТ в «высшую лигу» оперных театров мира, где есть Ла Скала, Метрополитен, Гранд-Опера, а потом только идут все остальные.

Когда Иксанов принял хозяйство, у Большого был бренд, но не было театра. Теперь он наполнил название сверкающим содержанием (это и успех «Травиаты», долгое сотрудничество с Франческой Замбелло; грандиозная режиссерская плеяда от Фокина и Стуруа до Любимова и Някрошюса; все выдающиеся российские дирижеры за пультом, включая Плетнева; тот же Ведерников, сильно поднявший оркестр; привлечение Григоровича). И на этом этапе менять руководство неправильно.

У Иксанова есть важнейшая черта: он понимает необходимость не только сохранения традиций, но и развития - позволяет экспериментировать…

- За что его так бурно многие критикуют.

Правильно. Но без нового живого искусства - никуда. Понятно, что у Иксанова есть свои недостатки. Но у него (как у администратора без творческих амбиций) недостатков меньше, чем у художника, который теоретически мог бы возглавить Большой театр.

Объясню: как ни странно, ГАБТ имел успехи НЕ тогда, когда им руководили крупные художники, мечтавшие сделать театр «своим». Вот Васильев как раз хотел, чтобы театр выражал его творческие устремления, но это на пользу БТ не пошло. Или же, напротив, театр «разрушали» несильные администраторы, ибо сразу проявлялась борьба кланов. Сегодня в Большом клановости нет.

Конечно, когда у тебя 200 человек в балете, трудно сказать, что это коллектив единомышленников. Но конфликтности нет. Конфликтность создает Николай Максимович. А люди, естественно, смотрят: «Ах, он не боится сказать, что директор мерзавец и люстры своровал? И при этом его не трогают столько лет? Ага, значит, за ним кто-то стоит, значит, он имеет право…», - такая же логика обычно. Но вести дискуссию с Цискаридзе в таком ключе: «украли - не украли» - это себя не уважать. И вообще вести с ним дискуссию - себя не уважать.

- Однако ж сколько деятелей культуры поставили за него свои подписи в той некрасивой истории с письмом…

Я первым написал в блоге, что деятели искусства поступили, мягко говоря, нехорошо. Но ввел-то их в заблуждение сам Николай Максимович! И что, после этого Иксанов его должен сильно полюбить? И что, Цискаридзе после этого легко может продолжать работать в театре? Нет, ну строго говоря? И ходить еще по всем каналам и газетам с видом обиженного ребенка? Ну это же простые вещи, на уровне детского сада: как можно дальше работать вместе?

Я желаю Николаю Максимовичу, чтобы он нашел себя и свое место в жизни. Но твердо уверен, что это не место директора Большого театра или место худрука балета Большого. Говорю достаточно объективно. Я понимаю, Цискаридзе, человек амбициозный и темпераментный, пытается найти себя в момент перехода из одного качества в другое. Искренне ему сострадаю. Как все переживали, дергались, когда у него травма такая тяжелейшая была и он это испытание с честью выдержал. Вижу, как он мучается, но внутренняя ломка последних лет еще связана и с тем, что он выбрал ложный путь.

Что до Большого в целом - надо работать, вкалывать! Это принесет облегчение и Филину, и коллективу, и публике. Ведь счастье говорить о новых удачах и ругаться по поводу неудач, чем заниматься изучением сводок МВД.